— Час до рассвета, стражи. Вы ведь не хотите, чтобы с вами случилось нечто подобное?
— Одно чудовище вызвало другое. Но, что радует, никто из них не дожил до конца этой ночи, — негромко сказал Львенок, когда мы миновали улицу.
— К сожалению, осталось еще и третье. Второй раз фокус с крестом не сработает. Здорово, что ты сообразил с церковью. Проклятие действует на шесть ярдов вверх…
— А крест на высоте двенадцати. Скверна его не коснулась. Эй! Что они здесь делают?!
Я увидел Хендрика и жену главы гильдии шелка, спешащих к нам.
— Почему вы ушли? — спросил Львенок.
— От греха подальше. Пилигрим совсем сбрендил. Бросился на госпожу де Виль с ножом и орал, что она ведьма.
Блондинка с затаенным страхом посмотрела на нас и шмыгнула покрасневшим носом:
— Это не я сделала, господа. Ведь вы мне верите?
— Верим, — произнес Вильгельм.
— Пришлось оприходовать его лютней по голове, — с печалью произнес Хендрик. — Произведение синьора Гуаданини разлетелось вдребезги. Хороший был инструмент.
— Людвиг, вам надо уезжать из города! — заныл крутившийся вокруг нас Проповедник.
— Мы замерзнем в буране, — терпеливо озвучил я ему эту прописную истину.
— Лучше замерзнуть, чем быть освежеванным этой голой бабой из ада! Дева Мария, да это же адская мука по сравнению с холодом!
— Ты точно всех проверил? — Я не обращал внимания на то, что студент и женщина смотрят на меня с испугом, словно ожидая, что я, как и пилигрим, вот-вот схвачусь за нож.
Проповедник закатил очи горе:
— Господи, за что?! — И покорно произнес: — Всех. Каждого человечка в этом паскудном городе. Каждый домик от чердака до подвала. И всех, кто был в зале постоялого двора.
Несколько секунд я смотрел на него со злостью, затем глубоко вздохнул и сказал очень-очень спокойно:
— Повтори последнюю фразу. Чтобы я был точно уверен в том, что услышал.
— Господа, от ваших разговоров с пустотой веет жутью, — с нервным смешком произнес студент.
Проповедник тоже уставился на меня со злостью и, цедя сквозь зубы, произнес:
— И всех, кто был в зале постоялого двора.
— Ага. Вот как.
— Да. Ты сказал проверить, и я проверил.
— А второй этаж? Комнаты?
Он взглянул на меня с испугом, потом жалобно произнес:
— А что, там разве оставался кто-то?
Я уже повернулся к Львенку:
— Женщина в чепце. Она сидела в комнате, и наш общий ответственный друг упустил ее в своих исследованиях. Я вытащил даму из петли.
— Но ведь ты сказал… — начал оправдываться старый пеликан, но я поднял руку, и он замолчал.
— Уже неважно. Нам надо вернуться на постоялый двор.
Львенок скептически цокнул языком:
— Дом развалили по бревнышку, старина. Если она оставалась в нем, то наверняка погибла. К тому же какой шанс, что это та, кого мы ищем? Сбежавшая из ада темная душа вряд ли будет кончать жизнь самоубийством.
— И все же следует убедиться.
— Тогда идем. Ваше высокопреосвященство, вы остаетесь здесь. Найдите укрытие и позаботьтесь о даме.
— Я бы предпочла пойти с вами, — негромко произнесла она то, что говорила нам меньше часа назад.
— Не стоит, госпожа де Виль, — поддержал нас Хендрик. — Только помешаем стражам делать их работу.
— Мы позже вас найдем, — пообещал Львенок.
Мы шли молча и быстро. Проповедник плелся за нами, словно провинившаяся собака, и я сказал ему:
— Забудь. Ночь адская. Я сам виноват, что не уточнил.
— Недосмотр есть недосмотр. Я старый дурак. Обегал весь город, но не посмотрел, что творится у меня над головой.
Постоялый двор после того, как на нем потоптался Цэкутул, представлял жалкое зрелище: от него уцелела лишь одна восточная стена, могильным памятником торчащая над грудой обломков, уже запорошенных снегом.
— Ни черта мы здесь не найдем, старина. — Вильгельм мрачно осмотрел укрытое ночными тенями место, сплюнул в снег. — Если она не сбежала, то лежит где-то под бревнами и камнями.
— Оглядимся. — Я сунул руки в карманы. — Проповедник, твоя помощь будет не лишней.
Львенок негромко ругался и то и дело косился на пока еще темное, беспрестанно изрыгающее из себя снег небо. Времени оставалось мало.
Мы прошли вдоль обломков, но конечно же ничего не нашли и не увидели. Завал преградил улицу, пришлось обходить его проулком, для того чтобы оказаться с другой стороны здания.
— Людвиг! — крикнул Проповедник. — Я нашел ее!
В голосе у него было мало радости, и стало понятно почему, как только мы добрались до заднего двора и чудом уцелевшего амбара.
Она висела на коротком огрызке веревки, перекинутом через балку. Отекшее лицо, синий язык, запавшие глаза, сдвинутый набекрень чепец, из-под которого торчали тусклые волосы. Пугало ткнуло ее пальцем, и покойница несильно закачалась из стороны в сторону.
Львенок без каких-либо эмоций произнес:
— Если кто-то действительно хочет расстаться с жизнью, то его невозможно остановить, старина. Это явно не наша беглянка.
Я подтащил к телу деревянную колоду, встал на нее, перерезал веревку. Труп упал вниз.
Проповедник опустился перед самоубийцей на колени, начал читать заупокойную. Сухо и по-деловому. Вильгельм, глядя на него, напомнил:
— Разве для самоубийц это разрешено?
Старый пеликан прервался и ответил:
— Бог всепрощающ. Он поймет, что страх от присутствия демона, от того, что она видела этой ночью, затуманил ей разум.
— Церковь так не считает. Самоубийца остается самоубийцей.
Проповедник упрямо нахмурился: