Вот теперь по моей спине пробежал холодок. Глаза серафима, камни, используемые для создания темных кинжалов.
— Не стоит, мастер, — предупредил ун Номанн. — Если долго смотреть, начинает болеть голова, словно ты за ночь опустошил пять бутылок вина. Я нашел их в тайнике, вместе с кинжалом. Он явно хранил их не для того, чтобы показывать своим друзьям, но витрина пустовала, и я решил, что негоже им лежать отдельно от других.
— Вы не знаете, где он их достал?
Ун Номанн пристально посмотрел на меня:
— Что не так с этими камнями, мастер? Они вам знакомы?
— Я слышал, что их порой находят в Хагжите. Они очень редки и опасны. Тот, кто владеет ими, сильно рискует.
— Чем?
— Разумом, а может, и жизнью.
Ответом мне был смех:
— Ну, значит, мне следует поскорее от них избавиться. У отца накопилось довольно много бумаг, в том числе и переписка с другими коллекционерами. Я постараюсь как можно быстрее найти того, для кого он их берег. — Ун Номанн указал на стол, где лежали несколько толстых тетрадей, переплетенных в темную телячью кожу.
— Могу облегчить вам работу и забрать их сейчас. За ту цену, которую вы назовете.
— Вижу, эти штуки вас все же интересуют, несмотря на опасность. Простите, мастер, но вынужден отказать. Все же сначала я постараюсь найти их настоящего владельца. Это будет правильно.
Я не смел настаивать, опасаясь сделать только хуже.
— Милорд… — В комнату вошел бледный слуга.
— Сколько раз просить не называть меня так? У меня нет титула. И где, черт побери, наше вино? Ну в чем дело?
— Инквизитор, ми… господин. Дожидается вас…
— Прямо здесь, — негромко сказал отец Себастьян, входя в кабинет. — Простите за столь неподобающее вторжение, господин ун Номанн. А-а-а, и вы здесь, мастер ван Нормайенн. Что же. Очень даже к месту.
— Инквизиции всегда рады в моем доме. Но хотелось бы понять — вы с официальным визитом?
Пес Господень надул толстые щеки:
— Отчасти.
— С учетом того что ваши люди ждут на улице, следует полагать, что вы пришли не для того, чтобы вести со мной беседу за бокалом вина. — Ун Номанн сунул большие пальцы за широкий пояс, глядя на инквизитора с высоты своего роста.
— Вы очень проницательны. Вы помогли Святому Официуму, сообщив о случившемся преступлении, и Церковь всегда бывает благодарна. Поэтому я и заехал к вам. Не желаете увидеть убийцу своего отца?
Ворота, разумеется, нам не открыли, несмотря на приказ, подписанный епископом. И Пугало, невесть как забравшееся на стену, теперь с интересом наблюдало за развивающимися событиями. Оно не имело ничего против кровавого штурма.
Инквизиция не стала использовать магию. И даже таран. А поступила гораздо проще. Четверка сметливых мордоворотов принесла к створкам пару бочонков с порохом и подожгла фитили. Когда они отбежали, в калитке открылось окошко и знакомый мне голос монашки-привратницы крикнул:
— Одумайтесь! Что вы делаете?! Это Божий дом! Господь покарает вас за…
Оглушительно грохнуло, и стая перепуганных галок с пронзительными криками взлетела с кладбищенских деревьев. Едкий сизый дым постепенно рассеивался, открывая взгляду развороченные доски, выбитые кирпичи, почерневший снег.
— Ну, с Божьей помощью. — Отец Себастьян дал знак, и солдаты направились к монастырю.
С ними были шесть инквизиторов и почти тридцать городских стражников под командованием капитана.
— Вы настолько уверены, что мы пришли туда, куда надо? — Ун Номанну не слишком нравилось то, что происходило.
— Мой нос не обманешь, господин ун Номанн, — вежливо ответил коротышка. — Я чую, как от этих стен смердит волшбой. К тому же их вина уже в том, что настоятельница не впустила Святой Официум, несмотря на распоряжение епископа.
— Но ведь их можно было убедить.
— Убедить? — переспросил клирик, внимательно наблюдая, как его люди входят в обитель клариссок. — Моя работа состоит в том, чтобы обнаруживать, наказывать и предотвращать ереси. Убеждать я буду чуть позже. Когда они поймут всю ту любовь, что испытывает к ним Господь, и осознают, сколь великий грех совершили, взявшись за темные искусства. Тогда я постараюсь убедить их раскаяться и спасти свою душу. Ну а пока требуется провести черновую работу и отделить козлищ от агнцев.
— И как вы думаете, сколько среди них последних? — мрачно спросил я, понимая, что ни одна из сестер не избежит допроса.
Отец Себастьян с некоторой рассеянностью потер небритую щеку, кротко вздохнул:
— Буду уповать, чтобы их было как можно больше. Поверьте, мастер, я не хочу передавать сестер на суд светских властей. В конце концов, есть заблуждение, а есть ереси. С первыми Церковь справится самостоятельно, закрытый на несколько лет монастырь и строгая епитимья с постом — вполне подходящий вариант для многих из них.
— Вы будете проводить дознание?
— Я. И мои братья. Но судить их будет коллегиальный трибунал. Эти мудрые мужи решат по справедливости.
Ун Номанн скривился, считая, как и я, что костры будут полыхать не только под виновными:
— Ваш нюх может и обмануть, отец Себастьян.
— Понимаю ваши сомнения, — улыбнулся тот. — Это монастырь, в котором ваш отец был попечителем. Сюда вложено много сил и средств, и вот теперь мне приходится пройти через него огнем, а может быть, и мечом, карая всех, кто был, знал, слышал и видел. Но, поверьте, я тридцать четыре года очищаю мир от нечисти, спасая таких, как вы, господин ун Номанн. Мой нос не подводит. Ведьма в этих стенах, и вы увидите ее, а может, и их, в ближайшие полчаса. Пока мы возились с воротами, они сжигали запрещенные книги и фолианты. Хотите, поспорим?