— А если там вообще нет пальцев?
Я чертыхнулся на это и поднял кирку, собираясь долбить промерзлую землю.
— Не стоит, страж.
Сестра Сесилия, до этого прятавшаяся за склепом, вошла в круг света фонаря. В мирской одежде она больше не походила на монахиню, и ее рыжие волосы были собраны в хвост.
— Значит, это все-таки ты, — усмехнулся я. — Пришла довершить то, что не получилось сделать на мосту?
Она покачала головой:
— Нет. Не за этим. Прости. Я испугалась, когда ты появился у монастыря, и действовала не подумав. Я рада, что ты оказался защищен.
— Он тоже рад, чертова ведьма, — раздраженно произнес Проповедник, но Сесилия его не услышала.
— Тогда зачем ты здесь?
— Попрощаться с ней. — Она, игнорируя меня, шагнула к могиле. — Не знаю, кого ты ищешь, но ее здесь нет. Там лежит одна из нас.
— Ты убила из-за нее. Кем она была тебе?
Ведьма покачала головой:
— Человеком. Сейчас это большая редкость. — Она заметила, как я прищурился, и грустно улыбнулась. — Ты недоумеваешь, зачем я все затеяла, раз она мне чужая?
— Да.
— Потому, что одна грязная свинья сделала это и не должна была оставаться безнаказанной. Никто в монастыре не знал, что случилось. Настоятельница думала, что она просто ушла, сбежала. Но не я.
— И ты решила стать палачом.
— Судьей. Я восстановила справедливость. Думала, что восстановила. — Ее плечи поникли.
— Бургграф мертв. Не это ли, по-твоему, справедливость?
Ее смех был горьким, а в глазах блестели слезы.
— Уходи, страж. Я хочу побыть одна.
— Тебя будут искать. Кто-нибудь из твоих сестер рано или поздно сдастся под пытками и скажет, что инквизиторы не поймали одну монахиню.
— Мир велик. Даже они не смогут меня найти. На все воля Господа.
Я ничего не ответил ей, подхватил заступ, оставил фонарь и пошел прочь. Она отомстила, но на огне и дыбе сейчас за это расплачиваются другие.
Невиновные.
— Вроде мы живем не тут, — осторожно напомнил Проповедник, когда я свернул возле церкви Заступничества направо.
— Ун Номанн пригласил в гости.
— Но не в три же часа ночи! Думаешь, бастард не спустит на тебя собак?
— Я не видел в его дворе никаких псов. Он сказал заходить в любое время. И сейчас оно как раз пришло. Я все еще не знаю, откуда у его отца взялся кинжал Кристины. И мне нужны камни, которые принадлежали ему.
— Ну-ну, — с глубоким скептицизмом произнес старый пеликан.
Ворота в бывший дом бургграфа были всего лишь притворены.
— Тебе не кажется это странным? — с подозрением спросил Проповедник, когда я вошел.
— О да. Поэтому ты сейчас отправишься в дом. Посмотри, что там.
Он не заставил себя упрашивать. А я отошел в тень деревьев, глядя на темные окна молчаливого особняка. Проповедник, явно помня о том, как он опростоволосился в той истории с наложницей дьявола, на этот раз решил проявить обстоятельность и отсутствовал удивительно долго. Когда он вернулся, его мина говорила лучше всяких слов.
— Все так плохо?
— Хуже не придумаешь. Ун Номанн лежит на полу, в кабинете. Мертвее мертвого.
— А слуги?
— Пятеро спят, один сидит у очага на кухне. Судя по его роже — парень не знает, что его хозяин отдал Богу душу.
— Возвращайся в дом. Я зайду со стороны парка. К торцу вон того крыла. Если появится кто-то из слуг — дай мне знать.
Он хотел что-то сказать, я видел это по его лицу, но лишь кивнул и бормотнул:
— Дева Мария, спаси нас грешных.
Я побежал через парк, порой проваливаясь в снег по щиколотку. Кто убил ун Номанна, я знал и так. Теперь осталось лишь подтвердить мою догадку.
Я разбил окно на нижнем этаже, влез в темную комнату.
— Ну вот. Теперь мы еще и взломщики, — меланхолично отметил Проповедник. — Тебе прямо и наверх.
— Как он умер?
— Если честно — не знаю. Я только заглянул и сразу же побежал за тобой.
Я подумал о том, что поторопился с обстоятельностью Проповедника. Разведчик из него никогда не был превосходным.
— Ничего, если я не пойду дальше? — спросил мой спутник. — От всего этого пахнет чертовщиной.
— Будь здесь. Но, если кто-то появится, дай знать.
— Не сомневайся.
Дверь в кабинет бургграфа была прикрыта. Я повернул ручку, вошел в плохо освещенное помещение, внимательно осматриваясь. Драгоценные камни в витринах сейчас казались тусклыми стекляшками. Кресло повернуто к окну, так что я видел лишь его спинку, книжные шкафы, точно массивные великаны, подпирали потолок. Никаких запахов, ничего подозрительного. И все же я обнажил кинжал, затем прошел мимо коллекции бургграфа к столу, как и прежде заваленному бумагами и книгами. На нем в подсвечнике из бронзы, изображавшем лучника, горели три свечи.
Ун Номанн лежал на полу, выпучив глаза, а вокруг его губ остались отпечатки человеческих зубов. Не вызывало никаких сомнений, отчего он умер. И все же я проверил жилку на его шее, коснувшись пальцами холодной кожи.
Статуэтка девушки-кошки выглядела печальной. Уродец-обезьяна смотрел равнодушно.
Я не знал, сколько у меня времени, прежде чем сюда кто-нибудь заявится. Поэтому сначала сделал то, что следовало. Просунул клинок между двух стеклянных стенок, надавил — поверхность пошла трещинами и лопнула. Я забрал глаза серафима, убрал их в свою сумку, здраво полагая, что два этих камня без труда попадут к тем, к кому они точно не должны попадать.
— Интересный выбор, — мягко сказал знакомый голос.
Отец Себастьян развернул кресло и теперь смотрел на меня.
— Не ожидал вас здесь встретить. — Я оставался спокойным.