— Его убили. Друзья людей, которых убил он. Ты видел их там же.
— Что произошло?
— Он приехал в наш монастырь. Давно. Десять лет назад. Задавал вопросы…
— Какие?
Грустная усмешка:
— Посмотри на этих мертвых братьев в кандалах. Знаешь, почему они здесь? Они нарушили слово, законы монастыря, свои клятвы перед Господом. Но ты хотя бы их видишь. А тех, кто задает неудобные вопросы, больше не видит никто. Он узнал то, что не предназначалось для его ушей, и подписал себе приговор.
— Что скрывают твои братья?
— Они мне не братья! — Его глаза на мгновение сверкнули яростью. — Не ищи правды. Она принесет тебе смерть.
— Тогда расскажи о нем.
— Они загнали его сюда. И убили. Вот и все.
— А его кинжал?
— Забрал кто-то из законников. А потом они уехали. Их было трое.
Трое. Роман говорил о двух телах, которые нашли монахи. Выходит, третий вместе с кинжалом добрался до деревни и умер на том холме. Но кто их убил?
— Это все?
— Все, — сказала темная душа, и я шагнул к ней. — Постой! Прежде чем ты завершишь работу, ответь на вопрос.
Я молча посмотрел на него, не говоря ни «да» ни «нет».
— Ты пришел, не зная, что он здесь?
— А я должен был знать? — удивился я.
— Значит, женщина-страж тоже мертва. Иначе бы она рассказала… — Распятый на мгновение прикрыл глаза. — Все напрасно.
Я сразу же вспомнил браслет, который сжимал в пальцах Ганс.
— Женщина? Как ее звали?
— Не знаю. Она приехала на следующий день после того, как его убили. Искала его. Я стоял на воротах… и… — Он прервался и отвернулся.
— И что? — с угрозой в голосе спросил я.
— Я знал, что ее тоже убьют. Потому что вы, стражи, все время задаете вопросы. Уничтожат, чтобы не рисковать. На всякий случай. Я не мог взять такой грех на себя. И спас ее. Сказал уезжать. Немедленно. Пока большинство братьев спит.
— Она уехала?
— Она плакала. А затем ушла. Что было потом — не знаю. Я надеялся, что она выжила, иначе я умер напрасно.
— Тебя убили из-за нее?
Монах хмыкнул, повернул голову, чтобы посмотреть на свое распятое тело:
— Я предал монастырь, отправив ее прочь. Они спрашивали меня, что знает женщина, но я не сказал. Меня наказали в назидание остальным. Чтобы помнили, что бывает с теми, кто помогает чужакам, которые несут угрозу для монастыря. Умирая, я поклялся, что они пожалеют о содеянном. Месть, страж, это тоже грех. И когда у меня появилась вторая жизнь, я отомстил им сполна. Братья больше не спускаются в крипты. Это мой мир. И тебе не место в нем. Так что не тяни. Воспользуйся кинжалом и забери себе немного жизни. Или отпусти меня. И, клянусь, они никогда не забудут, что убили стража. Выбор за тобой.
— Святая великомученица София! — возопил Проповедник, увидев меня. — Людвиг! Я уже думал, случилось… Господи! Где ты набрал церковных свечей?!
— Фонарь разбился.
Он что-то причитал, крутился вокруг меня, а я на несколько мгновений закрыл глаза, все еще дрожа от холода ледяного подземелья и пытаясь хотя бы на время забыть о том, что узнал и что сделал.
— Людвиг! А что с темной душой? Ты нашел ее? Убил?
Я вздохнул:
— Пора идти, друг Проповедник. У нас мало времени.
— Да не тут-то было! Кто ж их боится, уродцев паскудных? Они только с виду грозные со своими флагами да барабанами, уважаемый. А внутри сплошная гниль, как и у их господина, князя Млишека Жиротинца, подлого предателя, куцехвостого брехливого пса! Выстроились они на нас своими шестью полками, гордые, точно гусаки. Да только ненадолго, уважаемый! Ненадолго! Как увидали штандарт с драным кошаком да желто-алые мундиры кантонских наемников, как услышали их бравую песню, так и кончилась вся их храбрость. Наложили в подштанники, побросали пики да алебарды и драпанули! Да так, что бежали до самого Морова. Вот и вся битва. Ха! Солдаты герра Крехта имеют серьезную славу непобедимых и страшных воинов. Князь Горловиц правильно сделал, что нанял их. С такими бойцами мы враз избавим Заполье от всей гнуси, что задницу ольскому королю лижет да сеет смуту в собственной стране.
— Если денег хватит, — уточнил я. — Кантонские наемники перестают драться, когда заканчиваются флорины, дукаты или гроши.
— Ну тут ваша правда, господин страж, — не стал спорить со мной собеседник — седовласый возница с морщинистым лицом, вислыми желтоватыми усами и кустистыми бровями. — Наемные армии обходятся князю Горловицу в звонкую монету.
— Война требует денег, поэтому многие предпочитают мир.
— И снова вы правы. Трат в такое время всяко меньше. Но и выгод тоже. Холмье уже в наших руках, а скоро и Заполье будет. Его милость хорошо расширил свои владения. Ему, можно сказать, повезло с тем, что некоторые князья перешли на сторону Ольского королевства. Так что каждый грош, оставшийся в кармане кантонского наемника, вскоре окупится сторицей. Ать, мать вашу, погодка-то радует…
Он чмокнул губами, подгоняя четверку мощных лошадей витильской породы, тащивших наш тяжелый фургон.
Погода действительно была просто чудесной, несмотря на то что наступил самый конец октября. Пускай прохладно, но солнечно, и никакого намека на дождь, который лил всю предыдущую неделю.
— Свезло нам с этой войной, господин страж, — между тем продолжил возница. — Видать, Господь на нашей стороне. Такое дело.
— Господь переменчив, как девица, Вланек, — не согласился ехавший рядом с нами на могучем жеребце игреневой масти Мариуш Хальвец.
У него было выразительное лицо, с искренними, дерзкими, смелыми ярко-голубыми глазами, широкой улыбкой и крупными конопушками на лбу, скулах и носу. Золотистые брови, ресницы, усы и коротко постриженные по военной моде Чергия волосы. Когда на них попадали солнечные лучи, они начинали сверкать, как драгоценный металл.